Посиделки у костра

[Dogma]

[Unbreakable]

Фчира Царь, сигодня Царь - каждый день фсё Царь да Царь... Малавата!

[Dogma]

А ну подвинься-ко служивый...
Котяро, это я тебе


Пришла пожаловаццо что монитор загибается. Пришлост поставить запасной. Мы, инквизиторы, ваще люди запасливые

На природе обдумаю, как починить...
Ну и обед сделаем, а то Боб все еще в шервудах прохладжается а мыши че-то задумали и просили их 1,5 недели не беспокоить

[Председатель]

Баньку истопи!

[Podmasterje]

а мне бы сча глинтвейнчику
вот, кастрюлька, чтобы на всех хватило

[Unbreakable]

[Podmasterje]

[Dogma]

та он тока с отпуска верулся! помнится Командир говорил что-то о сушеных еретиках. Кастрюлю повнимательнее проверить нада *утаскивает на спектральный анализ, а вместо нее оставляет готовый заказ из ресторана*

[Unbreakable]

[Dogma]

Ну йа ж говорю, что эта чужая кастрюля была! Вот к ней даже инструкция прилагается, нашла в сети вместе с фотороботом хозяев. Это надо в Канцелярию срочно!

Но влом идти, посему выкладываю для прочтения на свежем воздухе...





По аналогии с троллингом должен существовать и эльфинг.

Принципы эльфинга таковы: В тред приходит некое существо и начинает активно соглашаться с автором поста. Сыпать комплиментами. Превозносить до небес интересы автора, его взгляды, пол, возраст, национальную принадлежность. Автор сначала рад, потом горд, потом начинает смущаться, потом раздражается (ибо эльфа заткнуть практически невозможно), потом доходит до белого каления и банит эльфа. После чего мучается угрызениями совести — к нему пришел такой замечательный человек, а он…

Лучше всего эльфинг выглядит в сочетании с троллячими постами. Например — пишет тролль пост: «Сегодня жестоко запинал котенка, бугага.» К нему тут же приходит эльф и начинает: «О, как это замечательно — пинать котят! Просто восхитительно! Меня всегда радуют люди с такими необычными интересами! Котята такие милые, когда их пинаешь! Автор, вы обязательно должны еще не раз попинать котенка и вывесить фотографии нам на радость!!!»

Тролль в состоянии полного офигения. Он пытается как-то спровоцировать хоть какой-нибудь скандал, но не тут-то было! Эльфов невозможно задеть. Они непробиваемы. Если эльф начинает сдавать позиции, он зовет в тред еще несколько эльфов, которые с удвоенной силой начинают поддакивать автору поста, хором требуя проды и фоток. Тролль плачет, банит всех подряд, но на место каждого забаненного эльфа приходят двое-трое новых. В конце концов тролль удаляет нафиг запись, потом дневник (эльфы перекидываются на другие записи), потом вообще уходит из интернета и больше не появляется. Эльфы еще несколько месяцев вспоминают у себя на дневниках этого чудесного, прекрасного, тонко чувствующего человека, который принес им столько радости и веселья.

Ужасная сила, эти ваши эльфы. Никого не напоминает?

[Dogma]

Покуда тепло, уходить с природы не хочется.

Поэтому найденну. мной биографию Франциска Ассизского решаю выложить тут. Честное слово, оно того стоит, что ЭТО ПРОЧЕСТЬ!

Написал Честертон, то самый писатель английский.

Фрапциск Ассизский был худощав той худобой, которая вместе с подвижностью как бы уменьшает рост. Наверное, он был выше, чем казался; биографы называют его человеком среднего роста. Во всяком случае, хилым он не был; судя по тому, сколько ему довелось вынести, он отличался выносливостью. У него было смуглое лицо южанина и темная бородка клинышком — такая, какие выглядывают на картинках из-под капюшона гномов, а глаза светились огнем, сожигавшим его днем и ночью. Когда читаешь о его словах и делах, чувствуешь, что он ещё больше, чем все итальянцы, питал склонность к пылкой пантомиме жестов. Если это верно, верно и то, что жесты его больше, чем у всех итальянцев, выражали приветливость и радушие. Обе эти черты — и живость, и вежливость — просто внешние знаки того, что четко отличает Франциска от многих, кого можно было бы счесть похожими на него. Вполне справедливо говорят, что ассизский аскет положил начало средневековому, тем самым — и нашему, театру. Его, конечно, никак нельзя назвать театральным, он не любовался собой; но связь его с театром не случайна. Эту его сторону легче всего объяснить, если мы рассмотрим то, что обычно считают свойством спокойным и называют любовью к природе. Придется и нам употреблять этот термин, хотя он совершенно неверен.
Св. Франциск не “любил природу”. Чем-чем, а любителем природы он не был. Любители эти страдают каким-то сентиментальным пантеизмом; материальный мир для них зыбок и неверен. В эпоху романтиков, в эпоху Скотта и Байрона, нетрудно было себе представить, как отшельник в руинах часовни (по возможности — при свете луны) обретает покой и радость в согласии темных лесов и тихих звезд, размышляя над манускриптом, или свитком, богословский смысл которого не совсем понятен автору. Отшельник этот любил природу, как фон. Для св. Франциска ничто не было фоном. Можно сказать, что для него вообще не было “заднего плана” — кроме, пожалуй, той божественной мглы, из которой на зов любви Господней выходят одна за другой твари всех цветов и форм. Все для него было в действии; все было не картиной, а действом. Птица пролетала над ним, как стрела, у нее был смысл, была цель, только не смертоносная, животворящая. Куст останавливал его, как разбойник; и он привечал разбойника, как привечал бы куст.
Словом, он не видел леса из-за деревьев. Он и не хотел видеть леса. Он хотел видеть каждый дуб, каждый тополь, ибо тот сын Богу, и потому — брат человеку. Франциск не желал стоять на условных подмостках, где нарисован на зад-пике лес; можно сказать, что он был слишком деятелен для действа. В его театре подмостки оживали, все выходило на авансцену, все освещалось огнями рампы. Каждый предмет становился персонажем, действующим лицом. Вот почему как поэт он прямо противоположен пантеисту. Он не звал природу матерью; он звал братом вот этого осла, сестрой — вот эту ласточку. Если бы он назвал пеликана дядюшкой, слониху — тетей (а он мог бы), это значило бы, что пеликан и слониха — особые созданья, которым творец отвел особое место, а не смутные проявления силы, которая зовется эволюцией. Именно здесь его мистицизм необычайно близок здравому смыслу ребенка. Ребенку ничуть не трудно понять, что Бог создал кошку и собаку, хотя ему не представить, как создают собак и кошек из ничего. Но никакой ребенок не поймет вас, если вы слепите из кошек, собак и других зверей многоногое чудище и назовете его природой. Св. Франциск был мистиком; в мистификации он не верил. Как мистик, он был смертным врагом тех мистиков, которые растворяют очертания вещей, растворяют суть в “атмосфере”. Он был мистиком света и тьмы, но не мистиком сумрака, и прямо противоположен тем восточным визионерам, которые бегут в мистику, потому что слишком скептичны для материализма. Св. Франциск был реалистом в самом реальном, средневековом смысле, как и все лучшие умы его века, победившего номинализм XII столетия. Вот почему живопись тех времен кажется символической, как геральдика. Для Франциска птицы и звери действительно подобны геральдическим животным не потому, что он считал их мифом, а потому, что он считал их фактом, ярким, несомненным, точным, независимым от иллюзий атмосферы и перспективы. Он видел черную птицу в лазурном поле, серебряную овцу — в зеленом. Но геральдика смирения богаче геральдики гордыни, ибо каждое творение Божие было для него много драгоценней и неповторимей, чем гербы надменных вельмож. Из глубин поношения возник самый пышный титул тех столетий, затмивший лавры Цезаря и корону Ломбардии. Крайности сходятся: маленький нищий человечек, который ставил себя ниже всех и считал ничем, присвоил титул, который венчает тщеславие раззолоченных восточных тиранов, назвал себя братом луны и солнца.

Да, в Часовне у нас это чудо лежит, во сюда его повторю...

Гимн брату Солнцу

О добрый Господи, великий, всемогущий,
Хвала Тебе, благодаренье, слава!
Один достоин славы Ты и чести,
А из людей достойных нет, кто смел бы
Произнести Твое святое имя.

Хвала Тебе, Господь, в Твоих твореньях.
Ты создал брата-солнце, что сверкает
Могучим блеском с неба, день дает нам
И образ Твой напоминает видом.

Хвала Тебе, Ты создал месяц, звёзды;
Как ясно с неба льют они сиянье!

Хвала Тебе за ветер, воздух, небо,
За облака, за всякую погоду,
Которую даешь Ты в помощь твари.

Хвала за кроткую сестрицу нашу воду,
Веселую, прозрачную, как слёзы.

Хвала Тебе за то, что брат-огонь
Твоим веленьем освещает ночи,
Такой красивый, яркий и могучий.

Хвала Тебе за землю, нашу мать,
Которая нас на себе покоит,
Заботится о нас, плоды приносит,
И травы разные, и пестрые цветочки.

Хвала Тебе за тех, чье сердце склонно
Прощать людей, любви Христовой ради,
Кто утешает нас в болезнях, в горе, -
Блаженны те - они почиют в мире,
И ангелы украсят их венцами.

Хвалите же, благодарите Бога,
Служите Господу со страхом и смиреньем.

За смерть телесную хвалю Тебя, Господь,
Сестру могучую, которой не избегнет
Никто живущий. Горе тем, кого застанет
Она в грехах, но как блаженен будет,
Кто свято дни своей проводит жизни!
Сестра их смерть не причинит им боли.



А эта икона вообще неовзможна.
Она католически-православная.
Франциск Ассизский и Серафим Саровский. Обратите внимание на зверей и птиц у ног Святых. (Видно плохо, но Серафим Саровский гладит медведя и кормит его с руки)

[Dogma]

[Dogma]

[Podmasterje]

куда это вы Подмастерье собрались послать?

[Dogma]

На заработки, естесно ну там дровишки подносить на аутодафе, или считать поголовье сурков в Альпах *вон у меня рекомендация есть, к кому обратиться тама*

Заодно выяснишь, где еще на свете инквизиция осталась...